ОКОНЧАНИЕ. ПРЕДЫДУЩЕЕ ЗДЕСЬ. НАЧАЛО ЗДЕСЬ

Основательные старинные виллы, гордые особняки, тщательно когда-то задуманные выглядят так, будто настоящие владельцы стали жертвами природного катаклизма и в один миг исчезли, на Луну улетели. Теперь совсем другие люди явились, завладели их имуществом и изо всех сил пытаются поддерживать стиль давно ушедшего времени. Впрочем, что мы о том времени знаем?

Летняя столица Европы, сюда съезжались аристократы, персоны высшего света — развлекались шумно, сорили деньгами направо-налево, жили беспечно и весело. Впрочем, насколько беспечно, судить трудно, публика здесь и сейчас, и раньше собирается особенная. Сложная.

Полина Виардо с ее салоном знаменитостей… Имена блистательные, не стану перечислять, устану. Список бесконечный. Здесь Клара Шуман, близкая подруга Полины Виардо, скоропалительно купила дом, где после смерти Роберта воспитывала восьмерых детей, играла в салоне Полины — пианистка, которой восторгались Лист и Паганини, аккомпанировала оперным ариям; вместе с Виардо и Тургеневым они сочиняли оперетты, тут же давали импровизированные спектакли. Крупнейшие виртуозы Европы выступали просто для развлечения и собственного удовольствия. Шутки и смех, галантность… наверное, иногда. Фотографии с надписями на обороте, оборотная сторона. И нет истории без второй, непарадной стороны.

Ах, как раньше умели любить!

Тургенев повсюду твердил о восторге, что вызывает у него Полина и в таких изысканных выражениях, что возникали вопросы, есть чувства на самом деле, или он попросту придумал свою любовь. Как один из сюжетов романа. Он в образе барина в цилиндре, с непременной тросточкой в руке, какой истинный трепет его облик вызывал у стыдившегося своей беспородности Достоевского. Тургенев проходил мимо, приветливо кивнув — и разночинец в поношенном сюртуке ощущал комплекс неполноценности при одном виде товарища по цеху. А товарищ по цеху называл его русским маркизом де Садом, и это самое ласковое сравнение из его уст, известное Федору Михайловичу. Конечно, они в ссоре — и оба в отзывах друг о друге ни в чем себе не отказывают.

Парадный имидж Тургенева обязывал. Когда группа русских писателей, уверенных, что имеют дело с богачом, напросилась к нему в гости — вилла роскошная, почему бы, друг, не прогуляться нам всем в дивном парке твоих владений?

Иван Сергеич с готовностью согласился: «Жду вас, господа, завтра в три часа, откушаем и выпьем». Компания явилась вовремя — но тишина, никто к воротам не вышел. Тургенев просто не мог признаться в безденежье, а в тот момент ни гроша за душой, — и предпочел спастись в доме Полины. «Забыл» о своих приглашенных.

А у Полины и Луи всегдашнее мельтешение и веселье — если народу много, хозяева могут на время скрыться в тени. В тени остаются слезы и мигрени, сложные отношения и выяснения, кто и чей ребенок в доме. А на людях — светская непринужденность и умение пить шампанское, игра в домашнем театре. Полину называли очаровательной уродкой. А уж что писали в воспоминаниях отвергнутые ею! Жорж Мюссе, мечтавший жениться на ней, сделал 17 карикатур на бывшую возлюбленную, что предпочла другого. Удлинял и без того крупный нос, глаза навыкате вот-вот вылезут из орбит, сутулость, как у старухи. В анфас на Полину смотреть невозможно, в профиль — покатая спина тут же на виду. Что же тогда удерживало подле нее столько незаурядных мужчин, гордившимся возможностью к ней приблизиться?

Луи терпел многочисленные романы жены, принц Баденский, Шарль Гуно, Ари Шеффер в числе коротко осчастливленных особым расположением, перечисление можно продолжать. Что-то же было в ней особенное, невозможно не влюбиться!

Клара Шуман, в противоположность подруге, — красавица, это никто не оспаривал. Но натура иная, она верная жена и мать. Любовь была или привязанность, сказать трудно, но без нее великий Шуман остался бы в безвестности, она впервые исполняла его музыку, да и жила большая семья на доходы от ее концертов. Любовь или долг? Нет нужды разбираться, Клара работоспособна как вол, воспитанием детей занимаются няни и бонны, а мать восьмерых отпрысков ни одного концерта не провалила, ее называли королевой пианистов. Но помнят как жену гения.

Последовав за Кларой, здесь купил дом и Иоганнес Брамс, с которым она часто гуляла у водопада в этом живописном городке. Одно время так страстно влюблен! Но после смерти своего кумира почему-то охладел, Клара и Иоганн просто дружны, их связывает память о Роберте.

Да и Полину Виардо мы знаем не благодаря роману Жорж Санд «Консуэло», — прототипом героини была она, темпераментная и загадочная, — и даже не из-за триумфальных выступлений в России, а потому только, что Тургенев именно ее назначил главной женщиной своей жизни. Был предан ей, даже заводя многочисленные романы — оказываясь в России, он снова и снова находит предмет для новой страсти, но стоит Полине позвать его к себе, он тут же срывается с места и едет к ней. Спешит на зов, как загипнотизированный. Нужны средства, чтобы оплатить постройку еще одного дома для семьи Виардо? В лепешку расшибался, гневался на своих управляющих в усадьбе Лутовиново, но деньги находил и щедротам не было конца.

Что связывало семью Виардо и Тургенева? Утверждать нельзя наверняка, в клубок свились причины. Потребность писателя, воспитанного в строгости, ощутить свободу? Но снова сильная рука направляет его, Иван Сергеич счастлив. «Он дышит после нее», когда они рядом и жить по отдельности не согласен. Часто пишут, что супругам Виардо нужен был богач Тургенев из-за финансовых сложностей, преследовавших семью. Но так складывается, что встреча писателя и певицы не была волей случая, они необходимы друг другу. И жили, как обстоятельства подсказывали. Сорок лет вместе, это целая жизнь. Полина была уверена — их отношения никому не дано понять.
Наверное, это и есть любовь?

Но полна скучными подробностями долгая борьба решительной мадам за наследство Тургенева в России, она выиграла судебную тяжбу с родственниками. И права на доходы от продажи его книг отстояла. Не вяжется такой меркантильный характер с образом поэтичнейшего создания на Земле, что видел перед собой Тургенев. И о чем рассказывал всем, кто под руку попадался. В лирический образ Полины мало кто верил, но Виардо оставалась с милым другом до последнего дня. Выдержала его страшную болезнь, не отходя от постели страдальца. Мучился Тургенев нещадно, и быть с ней рядом — единственное утешение. Никого другого он бы не потерпел. До самого последнего дыхания эта «проклятая цыганка» — единственное, что для него важно.

Впрочем, сведения об их чувствах отрывочны, нет ничего достоверного. После смерти Тургенева сохранилось 300 писем, их переписка. Часть из них Полина опубликовала, а те, что как-то могли ее скомпрометировать, бросила в камин. Без размышлений. Да и последний тургеневский роман «Жизнь в искусстве», долгое время лежавший на туалетном столике Полины, так и остался неизданным. Он попросту бесследно пропал.

Трудно относиться к мужчине, терпевшему любые капризы и выходки властной возлюбленной, как к мастеру слова, а к отобранным Полиной письмам — как к части его литературного наследия. На творчество Тургенева, как и на собственность милого друга, его избраннице решительно наплевать. Выиграв суд, Виардо принялась безжалостно распродавать имущество Ивана Сергеевича, от издательских прав до последнего кресла из Буживаля, и совсем было добралась до Спасского-Лутовинова. Выручил Афанасий Фет, заплатив мадам большие отступные. «Дворянское гнездо» осталось у родных Тургенева.

А Клара Шуман в последние годы жизни с настойчивостью занималась подготовкой полного собрания сочинений Шумана в 14-ти томах, а также юношеских писем Роберта. Она посвятила памяти мужа свои последние годы: за два года до смерти она перестала концертировать и преподавать, а с ее кипучей энергией этого времени хватило, чтобы издать полное собрание его трудов и довести работу до конца.

Они с Полиной долгие годы были подругами, но как разнятся черты характера у двух незаурядных женщин! Одно общее — мы знаем о них так много, потому что великие мужчины сделали их своими кумирами. А иначе только в списке артистов и через запятую сохранились бы эти имена.

Сведения о жизни Тургенева в этом городке разрозненные, многое не совпадает — ведь ничего не известно доподлинно, даже вилла супругов Виардо не сохранилась. Только маленький скульптурный бюст Полины установлен в зарослях кустарника рядом с краеведческим музеем. Непременно присутствует в разных источниках упоминание: Тургенев почти каждый день отправлялся к дому Виардо, шел пешком туда, где шум и веселье, где обед плавно переходит в ужин. Множество, множество гостей! Гости остроумны, дочь Полины Клодин очаровательна, звуки рояля, пение, танцы — но поздно вечером, когда уже стемнело, русский писатель возвращается домой, освещая путь фонарем. Иначе в темноте не добраться.

Тургенев писал Гюставу Флоберу: «Тут в долинах и на горах растут самые красивые деревья, которые я когда-либо видел в своей жизни. Каждое из них — сильное, молодое, поэтичное и вдохновляющее. Оно приносит радость глазу и душе. Когда ты сидишь под этим великаном, то чувствуешь, как в тебя вливаются его соки, и это дает тебе здоровье и бодрость».

Сохранились такие деревья, размеры их и впрямь невиданные. Гуляешь по необъятным просторам, топаешь по тропинкам таинственного Швальцвальда, опираясь на трекинговые палки, — и поневоле забываешь о своих радостях и бедах, чувствуешь себя персонажем чужих историй. Братьев Гримм вдохновляли именно эти леса, полные тайн и загадок. Уходящий вдаль бесконечный ландшафт привлекателен даже в период затяжных дождей, здесь сыро и ветрено б?льшую часть года. Светает поздно, темнеет рано — поэтому короткие летние месяцы равнозначны счастью. Жуковский провел здесь последние годы, работал над переводом «Одиссеи» Гомера. Ничто не отвлекает, ежедневные променады не утомительны, они придают сил.

Мои летние реабилитационные прогулки закончились неожиданно. История Софьи Львовны (еще один персонаж напоследок) как током ударила. Шоковая терапия штука полезная.

Софья коренная петербурженка, о чем она сообщает сразу, тут же следует долгий рассказ об интеллигентной родительской семье, о прекрасном техническом образовании, полученном в Питере. Но применить свои знания так и не смогла, шефам серьезных компаний неприятен русский акцент.

— На приличную службу не устроиться, меня унижала всеобщая уверенность, что я приехала полы мыть в богатых домах… Но я нашла себе хорошо оплачиваемое занятие — медицинский туризм, знаете ведь такой термин? Скомпрометирован этот бизнес изрядно, нуждающиеся в помощи натыкались на вертких дамочек, утраивающих стоимость лечения. За услуги такие огромные суммы требовали!
Я иначе себя вела, брала с клиентов по минимуму, только стоимость перевода. Немецкий язык у меня на очень хорошем уровне. А работодателей в крупных компаниях не устраивал! Обидно было, я ночами плакала. Русские работают в магазинах, супермаркетах, кафешными официантками на побегушках, мужчины впахивают на стройках, с утра до вечера… Только очень смелые открыли свой бизнес и добились успеха. Я не смелая. И по специальности поработать так и не удалось. А потом случилось несчастье… — Софья заговорила о главном событии в своей жизни: болезнь и множество перенесенных операций. Долгая борьба с недугом и победа — ее вылечили. Но муж бросил, не выдержав нескончаемых жалоб, и друзья разбежались кто куда. Она осталась в одиночестве.

— Я теперь бедная, ни денег, ни семьи. Жалею, что ребеночка вовремя не родила, вижу чужих малюток и слезы по щекам катятся.

— Софья, жизнь потихоньку наладится. Как давно последняя операция была? — спрашиваю ее с намерением уверить, что самое страшное позади.

И слышу в ответ, что хирургические вмешательства завершены двадцать лет назад. Но со здоровьем сложности, она ни о чем другом не думает. С тех самых пор.

Борьба за жизнь ее вдохновляет, а жить надоело. Это парадокс или норма?..

Я застыла в растерянности.

Софья Львовна не просто бледна, она бесцветна. Тонкие черты лица, держится прямо, осанка завидная. И пыльный черный рюкзак за плечами, обвислые джинсы, длинные неухоженные волосы — видно, что она давно махнула на себя рукой. Ей безразлично, как она выглядит. При этом говорить с ней увлекательно, если она хоть на какое-то время забывает об операциях, давно закончившихся. У Софьи точные наблюдения, ее короткие замечания интересны. Мы беседуем о литературе (семейную библиотеку отечественной классики Софья Львовна много лет перевозила из Петербурга) и она оживает на глазах. Но ненадолго. И снова твердит о том, как сложно в Германии русским. Софья Львовна здесь тридцать лет — и уверена: хорошую работу не найти, немцы высокомерны. Так было, есть, так будет.

Наверное. Не собираюсь этого проверять. У кого-то получается, кто-то чувствует себя обиженным, ничего удивительного в этом нет.

Софья Львовна, застрявшая в прошлом, вызывает у меня сострадание, смешанное с неловкостью, я будто в обиде на нее. Неистовая борьба за жизнь, безропотное ожидание смерти. Покорность и сломленность, почему?

Когда-то я попала на спектакль «Три цвета женщины» в Театре пластической драмы Гедрюса Мацкявичуса (постановка удивительная, запомнилась надолго). Женская судьба в красках — Юность и Любовь,рацвеченные яркими тонами костюмов и декораций — и беспросветное «потом».

Безразличие ко всему вокруг, хаотические движения бесприютных мотыльков. Уходит энергия и порыв, безликие сомнамбулы мечутся по сцене. Душу вынули, растоптали, осталось выпотрошенное тело, по инерции совершающее бессмысленные движения.

Так и Софья Львовна поблекла, выцвела. Она уподобилась овощу, находясь в твердой памяти. Мысли только о болезни, разговоры о давних операциях и регулярные походы к врачам, благо медицина в Германии по страховке доступна.
Она до сих пор в операционной — там жесткое ложе, сейчас введут наркоз и свет погаснет. Или в отчаянии тех дней, когда ее оставил муж… Софья Львовна уподобилась зомби.

Чур меня, чур. Пора выздоравливать. В городке жара, но для меня это лучшее время. Боюсь зимы и пережидаю ее, не более. А лето — благословенная пора. Не нужны многослойные одежки, выскакиваешь из дому легко, пяти минут достаточно, чтобы влезть в джинсы, майку натянуть — и бегом на очередное свидание с лесными великанами, диковинными переливами колорита. Оттенки зеленого так многообразны! Никогда не задумывалась, как неисчислимы нюансы. Трепетные ветви колышущихся ив, яркие пятиконечные листья кленов, нежная стройность берез дополняет картину. И клумбы, составленные так, будто здесь по-прежнему ждут визита королевской семьи, сопоставление цветов, контрасты!

Я смотрю на диковинные деревья (в парках кое-где таблички с трудновыговариваемыми названиями), мирно соседствующие с двухсотлетним дубом или платаном, учусь восторгаться неизменной красотой. Заново восторгаться каждый день. И представляю себе дам и господ, что прогуливались по этим аллеям и респектабельно застроенным улочкам. Столько фантазии в каждом дворце (тут во множестве летние резиденции отпрысков королевских фамилий). Как основательны виллы, задуманные владельцами так, будто они собирались жить вечно, их не покидала энергия созидания. Потом одна война, другая, город осиротел, аристократические семейства испарились, как по мановению волшебной палочки. Катапультировались.

Не лезу в исторические подробности, я впитываю беспечность образа. Беспечность — это именно то, что мне сейчас нужно. Нам на память остались украшенные замысловатой лепкой особняки, памятники ушедшему времени. Я брожу по улицам, а вдали извивается линия гор, окаймленных дымкой облаков. Иду по аллее рядом с мелководной рекой, иду в тысячный раз, вижу струящиеся переливы, сквозь которые просматриваются квадраты отшлифованных камней, и они заново восхищают. Долгое время после переезда сюда из очередного мегаполиса (калейдоскопом менялись места проживания, оседлость чужда — авантюрно-приключенческая судьба) я принуждала себя испытывать радость от великолепия этих парков, деваться некуда, люби!

Суетное дитя больших городов, я всегда была твердо убеждена, что жизни за их пределами нет. А оказалось, что освоиться не так уж трудно. Здесь, в этом фантомном городе с уходящим вдаль прошлым, природа чарующая. Но очаровывает только тех, кто ее разглядел.

Я в конце концов овладела искусством растворяться в пейзаже, быть частью чужого замысла. И этот черный дремучий лес, окаймляющий городок, воодушевляет и лечит. Меня в конце концов успокоил и излечил, не ожидала.

Войны и революции — повсюду, но не здесь. Леса и горы защищают мой фантомный город от потрясений. Роскошные бассейны с термальными водами понемногу пришли в упадок, но то один, то другой участок земли обносят заграждениями — строятся современные комплексы; будущее есть, его не может не быть.

Высший свет Европы разбежался еще в позапрошлом веке — а особняки стоят, городским властям ежегодно выделяют солидный бюджет, чтобы поддерживать заповедник архитектурных фантазий в достойном состоянии.

Для богатых русских туристов это место долгие годы привлекательно, отели переполнены. Здесь новая элита развлекается с подругами, отдыхая от жен и проблем. Упитанные мужчины, сопровождаемые худыми губастыми девицами, переходят из одного ресторана в другой — питейно-гастрономических заведений множество. Для развлечения взбираются на гору Меркур, спустятся уже на фуникулере. Пестрая публика по-прежнему расцвечивает городской пейзаж.
Вернее, расцвечивала.

Пандемия, неожиданно закрывшая магазины и рестораны (многие из них не выдержали долгой паузы и исчезли с карты города навсегда), отменила привычный уклад. Гостиницы опустели, богатеи из России перестали приезжать, городок поскучнел. Началась в дальних далях прокси-война, отменившая россиян к огромному разочарованию владельцев отелей.

Хозяйка одного из них жаловалась, рыдая на моем плече: ненавижу правительство, потому что русские не приедут. Она выставила на продажу любовно выпестованное детище — и покупатель быстро нашелся. Но старомодный респектабельный отель теперь не будет ей принадлежать.

— Я жизнь ему посвятила! — восклицала она, будто речь шла о муже, ее покинувшем. И всхлипывала, кляня немецкие власти на чем свет стоит. Этакая светловолосая Лорелея, могла бы в рекламе сниматься как олицетворение страны. Белокурая бестия с плакатов начала прошлого века. Мне ее очень жаль — симпатичная и гостеприимная Аннета так приветлива! Даже во время ковида она тайком открывала двери своего бара, пускала меня выпить чашечку кофе и поверить, что все не так уж плохо. Единственное в городе место, куда в тот период можно было проникнуть. Фантомный город без освещения, темными окна и вывески, кошмарный двухлетний сон.

Меняются времена и нравы, одни катаклизмы сменяют другие, мир летит в пропасть… или нет — а листва Шварцвальдского леса шумит, тропинки между деревьями увлекают вдаль. В глухой чаще и дикие кабаны встречаются, и лисы с зайцами. О медведях я слышала рассказы, о волчьих стаях ни разу. Простора для волка тут недостаточно, теснота лесных зарослей не для них.
Что и славно.

НА ГЛАВНУЮ БЛОГА ПЕРЕМЕН>>